![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
110 лет моей бабушке
Apr. 5th, 2015 11:23 amСегодня исполняется 110 лет со дня рождения моей бабушки, Гени Бениаминовны Хейфец, оказавшей на меня исключительно значимое влияние. В память о ней повторяю пост шестилетней давности: http://grey-dolphin.livejournal.com/255167.html
"Бабушка прожила долгую и непростую жизнь. В 1923 году она приехала из Шклова Могилевской губернии (родины Лукашенко) в тогда еще Петроград, закончила фармацевтический техникум (часто вспоминала о страхе, который пережила в общежитии во время знаменитого наводнения 1924 года), затем вышла замуж за земляка, воспитала двоих детей и четырех внуков, была всегда активным и энергичным человеком, душой компании и неформальным лидером питерского землячества выходцев из белорусских местечек вокруг Шклова. Я многим ей обязан, хотя, наверное, недостаточно ценил бабушку при жизни.
С 1935 по 1977 год бабушка работала провизором в одной и той же аптеке на улице Пестеля, 14 (сейчас эта аптека переехала и располагается на углу Моховой). Бабушка любила рассказывать о том, как в аптеку приходили то живший в этом доме Маршак, то актер Меркурьев. Работа, обеспечивавшая доступ к медицинскому спирту, спасла во время блокады жизнь моей маме и ее сестре - бабушка тайком выменивала спирт на хлеб. Я не могу себе представить, что она что-либо могла бы утащить домой с работы в обычных обстоятельствах; бабушка никогда не говорила об этом, и призналась в содеянном лишь на закате лет, через полвека после снятия блокады (умерла она в 1996 году). Но самым тяжелым временем для бабушки оказалась даже не блокада, а начало 1953 года - "дело врачей", когда ее не просто перевели из провизоров в кладовщицы, но когда те же самые люди (коллеги по работе и не только), вместе с которыми бабушка пережила голод и бомбежки, совершенно отвернулись от нее и перестали замечать. Единственной давшей в тот момент надежду была бабушкина соседка по коммуналке - безграмотная, грубая и пьющая женщина, пообещавшая ей укрыть мою (тогда 15-летнюю) маму, если всех евреев начнут высылать в Сибирь. Потом ужас тех недель прошел, и все прежние знакомые восстановили контакты с бабушкой - она их простила, но не забывала ничего.
Я жалею, что бабушка не оставила мемуаров, и еще больше жалею о том, что не записывал ее многочисленных рассказов. Но перелистывая оставшийся от бабушки архив - тетрадочки с записями песен, вырезки из газет, и т.д., я снова слышу ее голос и тепло ее вспоминаю."
"Бабушка прожила долгую и непростую жизнь. В 1923 году она приехала из Шклова Могилевской губернии (родины Лукашенко) в тогда еще Петроград, закончила фармацевтический техникум (часто вспоминала о страхе, который пережила в общежитии во время знаменитого наводнения 1924 года), затем вышла замуж за земляка, воспитала двоих детей и четырех внуков, была всегда активным и энергичным человеком, душой компании и неформальным лидером питерского землячества выходцев из белорусских местечек вокруг Шклова. Я многим ей обязан, хотя, наверное, недостаточно ценил бабушку при жизни.
С 1935 по 1977 год бабушка работала провизором в одной и той же аптеке на улице Пестеля, 14 (сейчас эта аптека переехала и располагается на углу Моховой). Бабушка любила рассказывать о том, как в аптеку приходили то живший в этом доме Маршак, то актер Меркурьев. Работа, обеспечивавшая доступ к медицинскому спирту, спасла во время блокады жизнь моей маме и ее сестре - бабушка тайком выменивала спирт на хлеб. Я не могу себе представить, что она что-либо могла бы утащить домой с работы в обычных обстоятельствах; бабушка никогда не говорила об этом, и призналась в содеянном лишь на закате лет, через полвека после снятия блокады (умерла она в 1996 году). Но самым тяжелым временем для бабушки оказалась даже не блокада, а начало 1953 года - "дело врачей", когда ее не просто перевели из провизоров в кладовщицы, но когда те же самые люди (коллеги по работе и не только), вместе с которыми бабушка пережила голод и бомбежки, совершенно отвернулись от нее и перестали замечать. Единственной давшей в тот момент надежду была бабушкина соседка по коммуналке - безграмотная, грубая и пьющая женщина, пообещавшая ей укрыть мою (тогда 15-летнюю) маму, если всех евреев начнут высылать в Сибирь. Потом ужас тех недель прошел, и все прежние знакомые восстановили контакты с бабушкой - она их простила, но не забывала ничего.
Я жалею, что бабушка не оставила мемуаров, и еще больше жалею о том, что не записывал ее многочисленных рассказов. Но перелистывая оставшийся от бабушки архив - тетрадочки с записями песен, вырезки из газет, и т.д., я снова слышу ее голос и тепло ее вспоминаю."
